В искусствоведческих статьях об этой работе Полищука и Щербининой встречается мысль о том, что художникам удалось преодолеть архитектуру, что на плоскостях прямоугольной призмы они сумели построить свое пространство, свою архитектуру.
Остановимся на этих утверждениях. Думается, что в них содержится некоторое преувеличение. Прямоугольная призма настолько совершенная, замкнутая в себе и абсолютно уравновешенная по отношениям частей к целому и целого к окружению форма, что преодолеть ее практически невозможно. Да и не нужно. Однако художники, исходя из своей рациональной концепции, зрительно трансформируют форму, подчиняют ее своему замыслу. Они, нарушая классическую логику объема, концентрируют изображения не на центральных плоскостях, а переносят основную смысловую и пластическую нагрузку на углы. Эти угловые композиции представляются и наиболее интересными по пластическому строю. Но заполнить углы, не решив основного композиционного хода, было бы невозможно. Полищук и Щербинина преобразуют призму, членя ее на отдельные плоскости, или, вернее, элементы, состоящие из плоскостей и углов. Рубеж, разделяющий изображения, отмечен белой «лентой», которая может вызывать у зрителя различные ассоциации, например, с лентой кардиограммы либо даже с роковой чертой между жизнью и смертью.
Сломав таким образом глади плоскостей, художники как бы «выгородили» для себя те пространства, над которыми им предстояло работать.
Очень крупно, почти всеохватно взятое членение позволило удержать большой двуединый масштаб мозаики. То, что художники удачно мыслят и оперируют всей поверхностью архитектурного объема,— их огромная заслуга. Призма взята и осмыслена в целом как единое недробимое изобразительное пространство, внутри которого «Рождение», «Исцеление», «Надежда» и «Спасение» приведены в сложное взаимодействие.